(1) В любое про­из­ве­де­ние ис­кус­ства, без со­мне­ния, вло­же­на душа и серд­це его со­зда­те­ля. (2) В филь­ме или спек­так­ле всё может быть не­на­сто­я­щим, бу­та­фор­ским: стены ком­на­ты, об­ста­нов­ка, вещи, од­на­ко же чув­ства ху­дож­ни­ка, его же­ла­нья, его раз­ду­мья все­гда на­сто­я­щие, под­лин­ные. (3) Они-то как раз и со­став­ля­ют осо­бую силу ис­кус­ства, спо­соб­ную рас­тро­гать и рас­ше­ве­лить са­мо­го сдер­жан­но­го че­ло­ве­ка. (4) Сколь­ко раз вы могли ви­деть, как после окон­ча­ния ки­но­кар­ти­ны вста­ют со своих мест зри­те­ли с ещё не про­сох­ши­ми сле­за­ми на гла­зах! (5) Сколь­ко раз, ве­ро­ят­но, вы и сами за­ли­ва­лись не­удер­жи­мым сме­хом, ни­сколь­ко не сму­ща­ясь тем, что во­круг вас сидят чужие люди.

(6) Мы по­то­му-то и любим ис­кус­ство, что оно за­хва­ты­ва­ет нас, обост­ря­ет наши чув­ства, по­буж­да­ет нас ста­но­вить­ся лучше, за­став­ля­ет стре­мить­ся к свет­лым и бла­го­род­ным целям. (7) По­сти­гая «веч­ное» и «не­пре­взойдённое», мы, кроме того, на­чи­на­ем ве­рить в то, что и в каж­дом из нас за­ло­же­но то пре­крас­ное, к чему зовёт нас ис­кус­ство.

(8) По моему глу­бо­ко­му убеж­де­нию, ис­кус­ство учит и вос­пи­ты­ва­ет не толь­ко зри­те­лей, но и са­мо­го ху­дож­ни­ка, твор­че­ский путь ко­то­ро­го тру­ден и тер­нист и не­ред­ко при­но­сит огор­че­ния и глу­бо­кие разо­ча­ро­ва­ния. (9) Как и во мно­гих дру­гих про­фес­си­ях, ра­бо­та твор­че­ско­го че­ло­ве­ка, без­услов­но, тре­бу­ет от него са­мо­от­вер­жен­но­сти, пол­но­го на­пря­же­ния всех сил. (10) Она за­би­ра­ет всё его время, все силы, но зато (я в этом уве­рен!) даёт ему ощу­ще­ние не­обы­чай­ной пол­но­ты и раз­но­об­ра­зия жизни.

(1) В любое про­из­ве­де­ние ис­кус­ства, без со­мне­ния, вло­же­на душа и серд­це его со­зда­те­ля. (2) В филь­ме или спек­так­ле всё может быть не­на­сто­я­щим, бу­та­фор­ским: стены ком­на­ты, об­ста­нов­ка, вещи, од­на­ко же чув­ства ху­дож­ни­ка, его же­ла­нья, его раз­ду­мья все­гда на­сто­я­щие, под­лин­ные. (3) Они-то как раз и со­став­ля­ют осо­бую силу ис­кус­ства, спо­соб­ную рас­тро­гать и рас­ше­ве­лить са­мо­го сдер­жан­но­го че­ло­ве­ка. (4) Сколь­ко раз вы могли ви­деть, как после окон­ча­ния ки­но­кар­ти­ны вста­ют со своих мест зри­те­ли с ещё не про­сох­ши­ми сле­за­ми на гла­зах! (5) Сколь­ко раз, ве­ро­ят­но, вы и сами за­ли­ва­лись не­удер­жи­мым сме­хом, ни­сколь­ко не сму­ща­ясь тем, что во­круг вас сидят чужие люди.

(6) Мы по­то­му-то и любим ис­кус­ство, что оно за­хва­ты­ва­ет нас, обост­ря­ет наши чув­ства, по­буж­да­ет нас ста­но­вить­ся лучше, за­став­ля­ет стре­мить­ся к свет­лым и бла­го­род­ным целям. (7) По­сти­гая «веч­ное» и «не­пре­взойдённое», мы, кроме того, на­чи­на­ем ве­рить в то, что и в каж­дом из нас за­ло­же­но то пре­крас­ное, к чему зовёт нас ис­кус­ство.

(8) По моему глу­бо­ко­му убеж­де­нию, ис­кус­ство учит и вос­пи­ты­ва­ет не толь­ко зри­те­лей, но и са­мо­го ху­дож­ни­ка, твор­че­ский путь ко­то­ро­го тру­ден и тер­нист и не­ред­ко при­но­сит огор­че­ния и глу­бо­кие разо­ча­ро­ва­ния. (9) Как и во мно­гих дру­гих про­фес­си­ях, ра­бо­та твор­че­ско­го че­ло­ве­ка, без­услов­но, тре­бу­ет от него са­мо­от­вер­жен­но­сти, пол­но­го на­пря­же­ния всех сил. (10) Она за­би­ра­ет всё его время, все силы, но зато (я в этом уве­рен!) даёт ему ощу­ще­ние не­обы­чай­ной пол­но­ты и раз­но­об­ра­зия жизни.

(1) В любое про­из­ве­де­ние ис­кус­ства, без со­мне­ния, вло­же­на душа и серд­це его со­зда­те­ля. (2) В филь­ме или спек­так­ле всё может быть не­на­сто­я­щим, бу­та­фор­ским: стены ком­на­ты, об­ста­нов­ка, вещи, од­на­ко же чув­ства ху­дож­ни­ка, его же­ла­нья, его раз­ду­мья все­гда на­сто­я­щие, под­лин­ные. (3) Они-то как раз и со­став­ля­ют осо­бую силу ис­кус­ства, спо­соб­ную рас­тро­гать и рас­ше­ве­лить са­мо­го сдер­жан­но­го че­ло­ве­ка. (4) Сколь­ко раз вы могли ви­деть, как после окон­ча­ния ки­но­кар­ти­ны вста­ют со своих мест зри­те­ли с ещё не про­сох­ши­ми сле­за­ми на гла­зах! (5) Сколь­ко раз, ве­ро­ят­но, вы и сами за­ли­ва­лись не­удер­жи­мым сме­хом, ни­сколь­ко не сму­ща­ясь тем, что во­круг вас сидят чужие люди.

(6) Мы по­то­му-то и любим ис­кус­ство, что оно за­хва­ты­ва­ет нас, обост­ря­ет наши чув­ства, по­буж­да­ет нас ста­но­вить­ся лучше, за­став­ля­ет стре­мить­ся к свет­лым и бла­го­род­ным целям. (7) По­сти­гая «веч­ное» и «не­пре­взойдённое», мы, кроме того, на­чи­на­ем ве­рить в то, что и в каж­дом из нас за­ло­же­но то пре­крас­ное, к чему зовёт нас ис­кус­ство.

(8) По моему глу­бо­ко­му убеж­де­нию, ис­кус­ство учит и вос­пи­ты­ва­ет не толь­ко зри­те­лей, но и са­мо­го ху­дож­ни­ка, твор­че­ский путь ко­то­ро­го тру­ден и тер­нист и не­ред­ко при­но­сит огор­че­ния и глу­бо­кие разо­ча­ро­ва­ния. (9) Как и во мно­гих дру­гих про­фес­си­ях, ра­бо­та твор­че­ско­го че­ло­ве­ка, без­услов­но, тре­бу­ет от него са­мо­от­вер­жен­но­сти, пол­но­го на­пря­же­ния всех сил. (10) Она за­би­ра­ет всё его время, все силы, но зато (я в этом уве­рен!) даёт ему ощу­ще­ние не­обы­чай­ной пол­но­ты и раз­но­об­ра­зия жизни.

(1) В любое про­из­ве­де­ние ис­кус­ства, без со­мне­ния, вло­же­на душа и серд­це его со­зда­те­ля. (2) В филь­ме или спек­так­ле всё может быть не­на­сто­я­щим, бу­та­фор­ским: стены ком­на­ты, об­ста­нов­ка, вещи, од­на­ко же чув­ства ху­дож­ни­ка, его же­ла­нья, его раз­ду­мья все­гда на­сто­я­щие, под­лин­ные. (3) Они-то как раз и со­став­ля­ют осо­бую силу ис­кус­ства, спо­соб­ную рас­тро­гать и рас­ше­ве­лить са­мо­го сдер­жан­но­го че­ло­ве­ка. (4) Сколь­ко раз вы могли ви­деть, как после окон­ча­ния ки­но­кар­ти­ны вста­ют со своих мест зри­те­ли с ещё не про­сох­ши­ми сле­за­ми на гла­зах! (5) Сколь­ко раз, ве­ро­ят­но, вы и сами за­ли­ва­лись не­удер­жи­мым сме­хом, ни­сколь­ко не сму­ща­ясь тем, что во­круг вас сидят чужие люди.

(6) Мы по­то­му-то и любим ис­кус­ство, что оно за­хва­ты­ва­ет нас, обост­ря­ет наши чув­ства, по­буж­да­ет нас ста­но­вить­ся лучше, за­став­ля­ет стре­мить­ся к свет­лым и бла­го­род­ным целям. (7) По­сти­гая «веч­ное» и «не­пре­взойдённое», мы, кроме того, на­чи­на­ем ве­рить в то, что и в каж­дом из нас за­ло­же­но то пре­крас­ное, к чему зовёт нас ис­кус­ство.

(8) По моему глу­бо­ко­му убеж­де­нию, ис­кус­ство учит и вос­пи­ты­ва­ет не толь­ко зри­те­лей, но и са­мо­го ху­дож­ни­ка, твор­че­ский путь ко­то­ро­го тру­ден и тер­нист и не­ред­ко при­но­сит огор­че­ния и глу­бо­кие разо­ча­ро­ва­ния. (9) Как и во мно­гих дру­гих про­фес­си­ях, ра­бо­та твор­че­ско­го че­ло­ве­ка, без­услов­но, тре­бу­ет от него са­мо­от­вер­жен­но­сти, пол­но­го на­пря­же­ния всех сил. (10) Она за­би­ра­ет всё его время, все силы, но зато (я в этом уве­рен!) даёт ему ощу­ще­ние не­обы­чай­ной пол­но­ты и раз­но­об­ра­зия жизни.

(1) В любое про­из­ве­де­ние ис­кус­ства, без со­мне­ния, вло­же­на душа и серд­це его со­зда­те­ля. (2) В филь­ме или спек­так­ле всё может быть не­на­сто­я­щим, бу­та­фор­ским: стены ком­на­ты, об­ста­нов­ка, вещи, од­на­ко же чув­ства ху­дож­ни­ка, его же­ла­нья, его раз­ду­мья все­гда на­сто­я­щие, под­лин­ные. (3) Они-то как раз и со­став­ля­ют осо­бую силу ис­кус­ства, спо­соб­ную рас­тро­гать и рас­ше­ве­лить са­мо­го сдер­жан­но­го че­ло­ве­ка. (4) Сколь­ко раз вы могли ви­деть, как после окон­ча­ния ки­но­кар­ти­ны вста­ют со своих мест зри­те­ли с ещё не про­сох­ши­ми сле­за­ми на гла­зах! (5) Сколь­ко раз, ве­ро­ят­но, вы и сами за­ли­ва­лись не­удер­жи­мым сме­хом, ни­сколь­ко не сму­ща­ясь тем, что во­круг вас сидят чужие люди.

(6) Мы по­то­му-то и любим ис­кус­ство, что оно за­хва­ты­ва­ет нас, обост­ря­ет наши чув­ства, по­буж­да­ет нас ста­но­вить­ся лучше, за­став­ля­ет стре­мить­ся к свет­лым и бла­го­род­ным целям. (7) По­сти­гая «веч­ное» и «не­пре­взойдённое», мы, кроме того, на­чи­на­ем ве­рить в то, что и в каж­дом из нас за­ло­же­но то пре­крас­ное, к чему зовёт нас ис­кус­ство.

(8) По моему глу­бо­ко­му убеж­де­нию, ис­кус­ство учит и вос­пи­ты­ва­ет не толь­ко зри­те­лей, но и са­мо­го ху­дож­ни­ка, твор­че­ский путь ко­то­ро­го тру­ден и тер­нист и не­ред­ко при­но­сит огор­че­ния и глу­бо­кие разо­ча­ро­ва­ния. (9) Как и во мно­гих дру­гих про­фес­си­ях, ра­бо­та твор­че­ско­го че­ло­ве­ка, без­услов­но, тре­бу­ет от него са­мо­от­вер­жен­но­сти, пол­но­го на­пря­же­ния всех сил. (10) Она за­би­ра­ет всё его время, все силы, но зато (я в этом уве­рен!) даёт ему ощу­ще­ние не­обы­чай­ной пол­но­ты и раз­но­об­ра­зия жизни.

(1) В любое про­из­ве­де­ние ис­кус­ства, без со­мне­ния, вло­же­на душа и серд­це его со­зда­те­ля. (2) В филь­ме или спек­так­ле всё может быть не­на­сто­я­щим, бу­та­фор­ским: стены ком­на­ты, об­ста­нов­ка, вещи, од­на­ко же чув­ства ху­дож­ни­ка, его же­ла­нья, его раз­ду­мья все­гда на­сто­я­щие, под­лин­ные. (3) Они-то как раз и со­став­ля­ют осо­бую силу ис­кус­ства, спо­соб­ную рас­тро­гать и рас­ше­ве­лить са­мо­го сдер­жан­но­го че­ло­ве­ка. (4) Сколь­ко раз вы могли ви­деть, как после окон­ча­ния ки­но­кар­ти­ны вста­ют со своих мест зри­те­ли с ещё не про­сох­ши­ми сле­за­ми на гла­зах! (5) Сколь­ко раз, ве­ро­ят­но, вы и сами за­ли­ва­лись не­удер­жи­мым сме­хом, ни­сколь­ко не сму­ща­ясь тем, что во­круг вас сидят чужие люди.

(6) Мы по­то­му-то и любим ис­кус­ство, что оно за­хва­ты­ва­ет нас, обост­ря­ет наши чув­ства, по­буж­да­ет нас ста­но­вить­ся лучше, за­став­ля­ет стре­мить­ся к свет­лым и бла­го­род­ным целям. (7) По­сти­гая «веч­ное» и «не­пре­взойдённое», мы, кроме того, на­чи­на­ем ве­рить в то, что и в каж­дом из нас за­ло­же­но то пре­крас­ное, к чему зовёт нас ис­кус­ство.

(8) По моему глу­бо­ко­му убеж­де­нию, ис­кус­ство учит и вос­пи­ты­ва­ет не толь­ко зри­те­лей, но и са­мо­го ху­дож­ни­ка, твор­че­ский путь ко­то­ро­го тру­ден и тер­нист и не­ред­ко при­но­сит огор­че­ния и глу­бо­кие разо­ча­ро­ва­ния. (9) Как и во мно­гих дру­гих про­фес­си­ях, ра­бо­та твор­че­ско­го че­ло­ве­ка, без­услов­но, тре­бу­ет от него са­мо­от­вер­жен­но­сти, пол­но­го на­пря­же­ния всех сил. (10) Она за­би­ра­ет всё его время, все силы, но зато (я в этом уве­рен!) даёт ему ощу­ще­ние не­обы­чай­ной пол­но­ты и раз­но­об­ра­зия жизни.

(1) В любое про­из­ве­де­ние ис­кус­ства, без со­мне­ния, вло­же­на душа и серд­це его со­зда­те­ля. (2) В филь­ме или спек­так­ле всё может быть не­на­сто­я­щим, бу­та­фор­ским: стены ком­на­ты, об­ста­нов­ка, вещи, од­на­ко же чув­ства ху­дож­ни­ка, его же­ла­нья, его раз­ду­мья все­гда на­сто­я­щие, под­лин­ные. (3) Они-то как раз и со­став­ля­ют осо­бую силу ис­кус­ства, спо­соб­ную рас­тро­гать и рас­ше­ве­лить са­мо­го сдер­жан­но­го че­ло­ве­ка. (4) Сколь­ко раз вы могли ви­деть, как после окон­ча­ния ки­но­кар­ти­ны вста­ют со своих мест зри­те­ли с ещё не про­сох­ши­ми сле­за­ми на гла­зах! (5) Сколь­ко раз, ве­ро­ят­но, вы и сами за­ли­ва­лись не­удер­жи­мым сме­хом, ни­сколь­ко не сму­ща­ясь тем, что во­круг вас сидят чужие люди.

(6) Мы по­то­му-то и любим ис­кус­ство, что оно за­хва­ты­ва­ет нас, обост­ря­ет наши чув­ства, по­буж­да­ет нас ста­но­вить­ся лучше, за­став­ля­ет стре­мить­ся к свет­лым и бла­го­род­ным целям. (7) По­сти­гая «веч­ное» и «не­пре­взойдённое», мы, кроме того, на­чи­на­ем ве­рить в то, что и в каж­дом из нас за­ло­же­но то пре­крас­ное, к чему зовёт нас ис­кус­ство.

(8) По моему глу­бо­ко­му убеж­де­нию, ис­кус­ство учит и вос­пи­ты­ва­ет не толь­ко зри­те­лей, но и са­мо­го ху­дож­ни­ка, твор­че­ский путь ко­то­ро­го тру­ден и тер­нист и не­ред­ко при­но­сит огор­че­ния и глу­бо­кие разо­ча­ро­ва­ния. (9) Как и во мно­гих дру­гих про­фес­си­ях, ра­бо­та твор­че­ско­го че­ло­ве­ка, без­услов­но, тре­бу­ет от него са­мо­от­вер­жен­но­сти, пол­но­го на­пря­же­ния всех сил. (10) Она за­би­ра­ет всё его время, все силы, но зато (я в этом уве­рен!) даёт ему ощу­ще­ние не­обы­чай­ной пол­но­ты и раз­но­об­ра­зия жизни.

(1) Это лето было на ред­кость зной­ным. (2) Ве­че­ра сто­я­ли душ­ные, тихие, даже ночь не при­но­си­ла об­лег­че­ния. (3) Вот и се­год­ня ка­за­лось, что в гу­стом, тя­гу­чем воз­ду­хе бук­валь­но за­сты­ли и город, и река и ничто не смо­жет ожи­вить их. (4) И вдруг за­жглась пер­вая звез­да, за ней дру­гая, и вско­ре всё небо по­кры­лось звёздным узо­ром, рос­сы­пью огонь­ков от­ра­зив­шим­ся в реке.

(5) В доме на бе­ре­гу не спал ма­лень­кий маль­чик. (6) Он смот­рел на звёзды и видел не­ве­до­мый, фан­та­сти­че­ский мир, в ко­то­ром живут не­обык­но­вен­ные су­ще­ства и доб­рые, щед­рые и мо­гу­ще­ствен­ные люди. (7) Вот Ко­зе­рог, а вот со­звез­дие Во­до­лея. (8) Во­до­лей  — это ска­зоч­ный ко­роль, ко­то­рый вы­тя­нул руку, чтобы с его ла­до­ни па­да­ла вниз, на Землю, се­реб­ря­ная струя. (9) А вон Скор­пи­он, Телец, Дева, Рыбы... (10) Огром­ный не­бес­ный мир, пол­ный жизни!

(11) Маль­чи­ку вдруг вспом­нил­ся ба­буш­кин рас­сказ о далёких вре­ме­нах, когда люди ве­ри­ли, что звёзды  — это се­реб­ря­ная на­кид­ка, укра­ша­ю­щая го­ло­ву неба, и что по ним можно опре­де­лить, сколь­ко живых душ оби­та­ет на земле. (12) Ро­дил­ся че­ло­век  — за­жглась звез­да, отдал Богу душу  — и звез­да за­ка­ти­лась, по­гас­ла. (13) Боль­шие и яркие звёзды при­над­ле­жат кня­зьям, царям, а ма­лень­кие и туск­лые  — не­удач­ни­кам и бед­ня­кам, самые же кро­шеч­ные, еле раз­ли­чи­мые гла­зом  — всем осталь­ным су­ще­ствам: пти­цам, рыбам, жи­вот­ным.

(14) Ма­лень­кий ху­дож­ник не спал до рас­све­та, мыс­лен­но рисуя одну кар­ти­ну за дру­гой в ожи­да­нии зав­траш­не­го дня, когда он смо­жет взять в руки кисть.

(1) Это лето было на ред­кость зной­ным. (2) Ве­че­ра сто­я­ли душ­ные, тихие, даже ночь не при­но­си­ла об­лег­че­ния. (3) Вот и се­год­ня ка­за­лось, что в гу­стом, тя­гу­чем воз­ду­хе бук­валь­но за­сты­ли и город, и река и ничто не смо­жет ожи­вить их. (4) И вдруг за­жглась пер­вая звез­да, за ней дру­гая, и вско­ре всё небо по­кры­лось звёздным узо­ром, рос­сы­пью огонь­ков от­ра­зив­шим­ся в реке.

(5) В доме на бе­ре­гу не спал ма­лень­кий маль­чик. (6) Он смот­рел на звёзды и видел не­ве­до­мый, фан­та­сти­че­ский мир, в ко­то­ром живут не­обык­но­вен­ные су­ще­ства и доб­рые, щед­рые и мо­гу­ще­ствен­ные люди. (7) Вот Ко­зе­рог, а вот со­звез­дие Во­до­лея. (8) Во­до­лей  — это ска­зоч­ный ко­роль, ко­то­рый вы­тя­нул руку, чтобы с его ла­до­ни па­да­ла вниз, на Землю, се­реб­ря­ная струя. (9) А вон Скор­пи­он, Телец, Дева, Рыбы... (10) Огром­ный не­бес­ный мир, пол­ный жизни!

(11) Маль­чи­ку вдруг вспом­нил­ся ба­буш­кин рас­сказ о далёких вре­ме­нах, когда люди ве­ри­ли, что звёзды  — это се­реб­ря­ная на­кид­ка, укра­ша­ю­щая го­ло­ву неба, и что по ним можно опре­де­лить, сколь­ко живых душ оби­та­ет на земле. (12) Ро­дил­ся че­ло­век  — за­жглась звез­да, отдал Богу душу  — и звез­да за­ка­ти­лась, по­гас­ла. (13) Боль­шие и яркие звёзды при­над­ле­жат кня­зьям, царям, а ма­лень­кие и туск­лые  — не­удач­ни­кам и бед­ня­кам, самые же кро­шеч­ные, еле раз­ли­чи­мые гла­зом  — всем осталь­ным су­ще­ствам: пти­цам, рыбам, жи­вот­ным.

(14) Ма­лень­кий ху­дож­ник не спал до рас­све­та, мыс­лен­но рисуя одну кар­ти­ну за дру­гой в ожи­да­нии зав­траш­не­го дня, когда он смо­жет взять в руки кисть.

(1) Это лето было на ред­кость зной­ным. (2) Ве­че­ра сто­я­ли душ­ные, тихие, даже ночь не при­но­си­ла об­лег­че­ния. (3) Вот и се­год­ня ка­за­лось, что в гу­стом, тя­гу­чем воз­ду­хе бук­валь­но за­сты­ли и город, и река и ничто не смо­жет ожи­вить их. (4) И вдруг за­жглась пер­вая звез­да, за ней дру­гая, и вско­ре всё небо по­кры­лось звёздным узо­ром, рос­сы­пью огонь­ков от­ра­зив­шим­ся в реке.

(5) В доме на бе­ре­гу не спал ма­лень­кий маль­чик. (6) Он смот­рел на звёзды и видел не­ве­до­мый, фан­та­сти­че­ский мир, в ко­то­ром живут не­обык­но­вен­ные су­ще­ства и доб­рые, щед­рые и мо­гу­ще­ствен­ные люди. (7) Вот Ко­зе­рог, а вот со­звез­дие Во­до­лея. (8) Во­до­лей  — это ска­зоч­ный ко­роль, ко­то­рый вы­тя­нул руку, чтобы с его ла­до­ни па­да­ла вниз, на Землю, се­реб­ря­ная струя. (9) А вон Скор­пи­он, Телец, Дева, Рыбы... (10) Огром­ный не­бес­ный мир, пол­ный жизни!

(11) Маль­чи­ку вдруг вспом­нил­ся ба­буш­кин рас­сказ о далёких вре­ме­нах, когда люди ве­ри­ли, что звёзды  — это се­реб­ря­ная на­кид­ка, укра­ша­ю­щая го­ло­ву неба, и что по ним можно опре­де­лить, сколь­ко живых душ оби­та­ет на земле. (12) Ро­дил­ся че­ло­век  — за­жглась звез­да, отдал Богу душу  — и звез­да за­ка­ти­лась, по­гас­ла. (13) Боль­шие и яркие звёзды при­над­ле­жат кня­зьям, царям, а ма­лень­кие и туск­лые  — не­удач­ни­кам и бед­ня­кам, самые же кро­шеч­ные, еле раз­ли­чи­мые гла­зом  — всем осталь­ным су­ще­ствам: пти­цам, рыбам, жи­вот­ным.

(14) Ма­лень­кий ху­дож­ник не спал до рас­све­та, мыс­лен­но рисуя одну кар­ти­ну за дру­гой в ожи­да­нии зав­траш­не­го дня, когда он смо­жет взять в руки кисть.

(1) Это лето было на ред­кость зной­ным. (2) Ве­че­ра сто­я­ли душ­ные, тихие, даже ночь не при­но­си­ла об­лег­че­ния. (3) Вот и се­год­ня ка­за­лось, что в гу­стом, тя­гу­чем воз­ду­хе бук­валь­но за­сты­ли и город, и река и ничто не смо­жет ожи­вить их. (4) И вдруг за­жглась пер­вая звез­да, за ней дру­гая, и вско­ре всё небо по­кры­лось звёздным узо­ром, рос­сы­пью огонь­ков от­ра­зив­шим­ся в реке.

(5) В доме на бе­ре­гу не спал ма­лень­кий маль­чик. (6) Он смот­рел на звёзды и видел не­ве­до­мый, фан­та­сти­че­ский мир, в ко­то­ром живут не­обык­но­вен­ные су­ще­ства и доб­рые, щед­рые и мо­гу­ще­ствен­ные люди. (7) Вот Ко­зе­рог, а вот со­звез­дие Во­до­лея. (8) Во­до­лей  — это ска­зоч­ный ко­роль, ко­то­рый вы­тя­нул руку, чтобы с его ла­до­ни па­да­ла вниз, на Землю, се­реб­ря­ная струя. (9) А вон Скор­пи­он, Телец, Дева, Рыбы... (10) Огром­ный не­бес­ный мир, пол­ный жизни!

(11) Маль­чи­ку вдруг вспом­нил­ся ба­буш­кин рас­сказ о далёких вре­ме­нах, когда люди ве­ри­ли, что звёзды  — это се­реб­ря­ная на­кид­ка, укра­ша­ю­щая го­ло­ву неба, и что по ним можно опре­де­лить, сколь­ко живых душ оби­та­ет на земле. (12) Ро­дил­ся че­ло­век  — за­жглась звез­да, отдал Богу душу  — и звез­да за­ка­ти­лась, по­гас­ла. (13) Боль­шие и яркие звёзды при­над­ле­жат кня­зьям, царям, а ма­лень­кие и туск­лые  — не­удач­ни­кам и бед­ня­кам, самые же кро­шеч­ные, еле раз­ли­чи­мые гла­зом  — всем осталь­ным су­ще­ствам: пти­цам, рыбам, жи­вот­ным.

(14) Ма­лень­кий ху­дож­ник не спал до рас­све­та, мыс­лен­но рисуя одну кар­ти­ну за дру­гой в ожи­да­нии зав­траш­не­го дня, когда он смо­жет взять в руки кисть.

(1) Ок­тябрь был уди­ви­тель­но хо­лод­ный, не­наст­ный. (2) Те­со­вые крыши по­чер­не­ли. (3) Спута(н/нн)ая трава в саду по­лег­ла.

(4) Над лу­га­ми та­щи­лись из-за реки, цеп­ля­лись за голые ветки ста­рых де­ре­вьев рых­лые тучи. (5) Из них на­зой­ли­во сы­пал­ся мел­кий дож­дик. (6) По просёлоч­ным до­ро­гам уже нель­зя было ни прой­ти, ни про­ехать.

(7) Ка­те­ри­не Пет­ров­не стало ещё труд­нее вста­вать по утрам и ви­деть всё то же: ком­на­ты, где за­сто­ял­ся горь­кий запах не­топ­ле­ных печей, пыль­ный «Вест­ник Ев­ро­пы», по­жел­тев­шие чашки на столе, давно не чи­щен­ный са­мо­вар и кар­ти­ны на сте­нах. (8) Может быть, в ком­на­тах было слиш­ком су­мрач­но, или, может быть, кар­ти­ны по­туск­не­ли от вре­ме­ни, но на них ни­че­го нель­зя было разо­брать. (9) Ка­те­ри­на Пет­ров­на толь­ко по па­мя­ти знала, что вот эта кар­ти­на  — порт­рет её отца, а вот эта  — ма­лень­кая, в зо­ло­той раме  — по­да­рок Крам­ско­го, эскиз к его «Не­из­вест­ной».

(10) Ка­те­ри­на Пет­ров­на до­жи­ва­ла свой век в ста­ром доме, ко­то­рый по­ст­ро..л её отец  — из­вест­ный ху­дож­ник. (11) В ста­ро­сти ху­дож­ник вер­нул­ся из Пе­тер­бур­га в своё село, жил на покое и за­ни­мал­ся садом. (12) Но пи­сать он уже не мог, по­сколь­ку дро­жа­ла рука. (13) Да и зре­ние ослаб­ло, часто бо­ле­ли глаза.

(14) Дом был, как го­во­ри­ла Ка­те­ри­на Пет­ров­на, «ме­мо­ри­аль­ный». (15) И по­это­му он на­хо­дил­ся под охра­ной об­ласт­но­го музея.

(1) Ок­тябрь был уди­ви­тель­но хо­лод­ный, не­наст­ный. (2) Те­со­вые крыши по­чер­не­ли. (3) Спута(н/нн)ая трава в саду по­лег­ла.

(4) Над лу­га­ми та­щи­лись из-за реки, цеп­ля­лись за голые ветки ста­рых де­ре­вьев рых­лые тучи. (5) Из них на­зой­ли­во сы­пал­ся мел­кий дож­дик. (6) По просёлоч­ным до­ро­гам уже нель­зя было ни прой­ти, ни про­ехать.

(7) Ка­те­ри­не Пет­ров­не стало ещё труд­нее вста­вать по утрам и ви­деть всё то же: ком­на­ты, где за­сто­ял­ся горь­кий запах не­топ­ле­ных печей, пыль­ный «Вест­ник Ев­ро­пы», по­жел­тев­шие чашки на столе, давно не чи­щен­ный са­мо­вар и кар­ти­ны на сте­нах. (8) Может быть, в ком­на­тах было слиш­ком су­мрач­но, или, может быть, кар­ти­ны по­туск­не­ли от вре­ме­ни, но на них ни­че­го нель­зя было разо­брать. (9) Ка­те­ри­на Пет­ров­на толь­ко по па­мя­ти знала, что вот эта кар­ти­на  — порт­рет её отца, а вот эта  — ма­лень­кая, в зо­ло­той раме  — по­да­рок Крам­ско­го, эскиз к его «Не­из­вест­ной».

(10) Ка­те­ри­на Пет­ров­на до­жи­ва­ла свой век в ста­ром доме, ко­то­рый по­ст­ро..л её отец  — из­вест­ный ху­дож­ник. (11) В ста­ро­сти ху­дож­ник вер­нул­ся из Пе­тер­бур­га в своё село, жил на покое и за­ни­мал­ся садом. (12) Но пи­сать он уже не мог, по­сколь­ку дро­жа­ла рука. (13) Да и зре­ние ослаб­ло, часто бо­ле­ли глаза.

(14) Дом был, как го­во­ри­ла Ка­те­ри­на Пет­ров­на, «ме­мо­ри­аль­ный». (15) И по­это­му он на­хо­дил­ся под охра­ной об­ласт­но­го музея.